Ужасный сон военного капеллана Геннадия Мохненко
Сон, который он видит последние четыре месяца, ужасен. В этом сне его детей забирают в плен русские солдаты. Он просыпается и подставляет голову под холодную воду. Мрак отступает. Все нормально, все там, где должны быть: дети в безопасности, в Европе, а он, 54-летний протестантский пастор и военный капеллан Геннадий Мохненко, — в Украине, на южном фронте.
Детей, когда началась война, капеллану пришлось спасать много. Только собственных – 35, из них 20 несовершеннолетних — жили в семье, и еще двое малышей ждали усыновления. Около 40 детей проживало в детском реабилитационном центре «Республика Пилигрим», еще 20 находились в центре «Маленькая мама».
«24 февраля утром, — вспоминает Геннадий Мохненко, — мне позвонила дочь: «Папа, просыпайся! Началось!» Наш дом расположен на востоке Мариуполя, поэтому последние восемь лет — с 2014 г. — война всегда была рядом, чуть ли не каждый день мы слышали звуки обстрелов. У нас были запасы воды, топлива и медикаментов, и я просил, особенно в последнее время, сделать подобные запасы других прихожан. Тогда они очень нервничали и отказывались, когда я напоминал, но теперь благодарят – многим эти запасы спасли жизнь. У нас был четкий план – что делать, что брать, где первая точка сбора, где вторая… 23 февраля купили матрасы, продукты, генератор, воду и отнесли все в лучшее бомбоубежище в Мариуполе под нашей церковью, рассчитанное на 50 человек».
В семь утра первая колонна беженцев, которую выводили капелланы, уехала из города. Вторая колонна, среди которых были жена капеллана Елена и его малолетние дети, покинула Мариуполь в обед. Это были первые организованные колонны по эвакуации мирных жителей города.
«Никогда не забуду расставание с детьми… Среди них было двое, которых мы решили усыновить недавно. Они уже знали об этом, были у нас дома… Обнимать их и прощаться было особенно больно, потому что эти дети мечтали о семье – но я должен был ехать». — Рассказывает Геннадий Мохненко. — Я ужасно переживал. Моя жена болеет, и в тот день мы несколько раз вызывали скорую. Но я не мог поехать с ней. В то утро мы несколько раз мотались в город. Кровь стыла в жилах от злости! После первых обстрелов приехали на место, где погибли люди. Вместе с находившимся в абсолютном шоке мужчиной положили в машину мешок, в который по кускам была сложена его жена…»
Вечером поступила информация от украинских военных – россияне без сопротивления вышли из Крыма и быстро двигаются в Мариуполь. Приказ о немедленной эвакуации. Дали объявление по церковным группам в вайбере – кто успел, тот присоединился на выезде, собрали всех, кто не уехал с первыми колоннами, добавилось несколько семей военных. Уже по дороге позвонили разведчики: «Скорее! Высокая вероятность, что россияне могут перекрыть дорогу на Запорожье!»
Они успели. Но капеллан Геннадий Мохненко с коллегами и старшими сыновьями решил вернуться в Мариуполь.
«Навстречу нам двигались тысячи людей, — вспоминает Геннадий. — Но капелланы всегда едут туда, где опасность. Несколько раз мы пытались заехать в город, но кругом шли бои, уже стояли блокпосты россиян. В конце концов мы заехали в один из поселков неподалеку от города. Даже приняли там гуманитарный груз, председатель сельсовета предоставил помещение. Собирались ложиться спать, но на меня будто что-то нашло. Обычно не я командую на фронте, а Альберт (также военный капеллан), но я тогда сказал: «Мы здесь не будем ночевать!» Альберт согласился, и мы уехали подальше. А ночью в поселок зашла большая колонна россиян».
Россияне заблокировали Мариуполь и начали уничтожать дом за домом, улицу за улицей. Через несколько дней русские военные наполнили город убитыми и ранеными мирными жителями.
«Сотни женщин и детей прятались в подвале нашей церкви, где мы оборудовали бомбоубежище, — говорит Мохненко. — Дистанционно мы нашли деньги, чтобы обеспечивать там людей, но в городе за деньги уже ничего нельзя было купить, только за водку и сигареты. В подвале служила моя команда, даже устраивали детские конкурсы и праздники, а сверху падали мины, снаряды и бомбы… Мариуполь стал настоящим адом на земле – русские убивали и насиловали людей в оккупированном, заблокированном городе, а затем выбрасывали трупы вместе со строительным мусором или палили в «мобильных Освенцимах» – передвижных крематориях. Я потерял много друзей, многие знакомые пропали без вести. Наших прихожан, пару преклонных лет, оба слепые, мы не успели спасти. Их обожженные тела нашли в выгоревшей до бетона квартире. Тело моего друга, врача-уролога, альпиниста, с которым мы покорили многие горы, искала и нашла его жена под обстрелами среди других тел. Похоронила неподалеку, сама смогла спастись. Плачет каждый день: «Я должна вернуться, ты понимаешь?! Я недостаточно глубоко закопала его!» У другой женщины россияне забрали мужчину и детей. Они просто исчезли где-то в дебрях российских концентрационных лагерей…»
За несколько дней жизни сотен тысяч мирных людей, независимо от их политических взглядов, вероисповедания или национальности, превратились в ад, а преуспевающий Мариуполь – в кладбище.
Капеллан Геннадий Мохненко и его команда делали все, что могли, чтобы помочь умирающему городу. Принимали и отправляли гуманитарную и военную помощь с запада Украины. Каждый день разгружали и загружали тонны грузов. Работали по «нулю», подвозили солдатам необходимое. Но главная миссия – спасти, вывезти гражданских из-под обстрелов.
«В первый же день вывезли государственный детский дом, — вспоминает капеллан. — Идет война, бомбы падают, а дети сидят, никто их не вывозит, никто не берет на себя ответственность. Увезли. Один из моих старших сыновей — Артем — стал настоящим героем Мариуполя. Сначала он собирал людей и вел их в подвалы, потом носился под обстрелами – доставал воду и еду… Как-то украинские солдаты открыли склад с красной рыбой, но начался бой, и Артем спрятался под ящиками, переждал – и принес рыбу в подвал.
Люди говорили, что никогда в жизни не ели такую вкусную красную рыбу… Но ситуация ухудшалась, даже в подвалах становилось смертельно опасно, и Артем провел тщательную разведку, сформировал колонну из автомобилей и повел через линию фронта, через бой, через минные поля. Он ехал первым – и вывез за собой 150 человек. Мы встретили его и не верили глазам. «Батя, я возвращаюсь», — сказал он, загрузил автобус продуктами и повез в Мариуполь. Мы плакали и молились. Проходить российские блокпосты Артему помогло знание блатной лексики, когда-то он отбывал термин по «малолетке»… Давал россиянам взятки – водку, папиросы, «там мамка, бабка…», — его и пропускали.
Второй раз он вывел за собой много гражданских машин по тем же проверенным тропинкам, а в третий раз, когда возвращался, наши автобусы расстреляли. Слава Богу, пустые. Только один уцелел. Так мы начали с первого дня эвакуацию людей из Мариуполя и продолжаем делать это до сих пор…»
В общей сложности капелланская команда эвакуировала из Мариуполя более 1800 гражданских и военных (переодевали в гражданскую одежду, делали фальшивые документы). Далеко не все волонтеры выдерживали бесчеловечное напряжение. Водитель М., вывезший более трехсот человек за несколько рейсов, отказался: «Больше не могу!» Меняли водителей, автобусы, маршруты, но спасательные экспедиции не останавливали.
Капеллан успел вывезти всех своих младших детей, но старшие жили отдельно и эвакуировались позже. Однако успели не все. О смерти 27-летней дочери Геннадий Мохненко узнал мартовским воскресным утром в церкви после проповеди. Позвонили соседи: дочь находилась в квартире, когда туда выстрелил российский танк. Чудом остался жив ее 4-летний сын.
Мариуполя, где родились и жили сотни тысяч жителей, больше нет. Город Марии уничтожен, из него вынул душу «русский мир». Россияне захватили дом семьи Мохненко и сделали из него комендатуру. В доме, где кроме пастора и его супруги, жили 35 их детей.
Здесь нужно немного остановиться и рассказать, почему в семье Мохненко так много детей. В конце 90-х гг. и начале нулевых Мариуполь был неофициальной столицей беспризорных подростков. Потому что идеальные условия: тепло, море и всегда есть «богатый улов», то есть нетрезвые люди (металлурги и другие работяги) с деньгами в карманах, которых можно ограбить. В подвалах города в те годы жили тысячи малолетних беглецов из дома, и почти все они становились наркодилерами и наркоманами и быстро заканчивали свой путь от передозировки или насильственной смерти. «Крышей» наркомафии служила местная милиция, поэтому система работала без сбоев, пока молодой пастор Геннадий Мохненко не решил, что борьба за души этих детей и подростков и является его настоящей миссией. Дети из подвалов стали попадать в кризисный реабилитационный центр «Республика Пилигрим». Государственная система детских домов не работала – беспризорные наркоманы, немного отъевшись и отоспавшись, убегали оттуда, как из больниц или специальных заведений. А в «Пилигриме» их не только кормили, но и учили читать и писать, лечили не только лекарствами, но и словом Божиим.
Такая вот методика, вроде бы сомнительная на первый взгляд для простого человека, но она начала давать результаты – дети и подростки переставали употреблять наркотики. Не все, конечно, но все же. Кто-то убегал, кто-то умирал, кто-то оставался. И таких детей становилось все больше. Однако законность их пребывания там была сомнительной. И тогда, чтобы узаконить процесс, семья Мохненко, которая в то время сама не имела нормального жилья и на тот момент имела двух дочерей, приняла решение усыновлять и удочерять этих бездомных детей. В борьбе с детской беспризорностью и наркомафией Мариуполя пастор тогда победил.
Но победить нежелание определенной категории родителей быть родителями – невозможно. Так что семья Мохненко росла и умножалась, и добавляла к своим биологическим трем детям (две дочери и сын) новых и новых небиологических, но не менее родных и желанных. О своей борьбе за беспризорных детей и подростков с наркомафией Мариуполя и создании детского реабилитационного центра «Республика Пилигрим» Геннадий Мохненко написал книгу «Непедагогическая поэма», а американцы сняли документальный фильм «Почти святой» (2015 г., реж. Стив Хувер).
Когда в 2014 г. в Мариуполь пришла война, Геннадий Мохненко и другие пастыри «Церкви Добрых Перемен» со своими старшими детьми вышли рыть окопы и строить укрытия для украинских военных. Через несколько дней над укреплениями работали уже сотни жителей города, а мэр предоставил специальную технику. И через неделю перед городом встала крепкая линия обороны.
Дети Мохненко, те что были постарше, давно стали взрослыми. Шесть из них пока воюют в ВСУ, защищают Украину с оружием в руках.
«На выезде из города произошла такая история… Мой сын Миша и сын капеллана Альберта выпрыгнули из машин и побежали к нашим военным, — рассказывает Мохненко. — Мы их догнали, обняли, помолились. Мой сын в 2015-16 гг. воевал в военной разведке, а сыну Альберта – 19 лет, и у него не было опыта. Когда на следующее утро я узнал, что в поселок вошли русские, то мысленно похоронил этих ребят впервые, потому что там немного было украинских военных. Через два дня они позвонили: «Живые, в подвале, холодно, воды нет, еды нет, командир приказал выбираться из окружения, россияне зачищают деревню…» Три недели тишины — и я мысленно похоронил их во второй раз. Снова звонок из подвала: «Завтра идем на прорыв!» А через два дня позвонила женщина из поселка: «Ваши погибли…», — и я похоронил их в третий раз. Но они вышли! Пока воюют на Херсонском направлении».
Капеллан Мохненко, как и другие капелланы, продолжают выполнять миссию, которую сами определили для себя — доставляют необходимое на передовую, поддерживают солдат делом и словом Божьим, помогают попавшим в беду людям, занимаются эвакуацией.
Отдельная миссия пастора – рассказывать миру о преступлениях русской армии и громить путинскую пропаганду на своем канале в ютубе. Российские пропагандисты несколько раз объявляли, что руководитель реабилитационного центра «Пилигрим» пастор Геннадий Мохненко попал к ним в плен, а представитель РФ на заседании Совета Безопасности ООН заявил, что тот же реабилитационный детский центр «Республика Пилигрим» — база подготовки украинских нацистов. Прокуратура так называемой «Донецкой Народной республики» возбудила против пастора уголовное дело.
И все это — о том, кто говорит по-русски и еще в 2004 г. называл себя «человеком русской культуры». Но теперь уже нет. Все свои проповеди и видеообращения пастор начинает на украинском и планирует совершенствовать свои знания.
Однако материальное достояние всей жизни пастора, его семьи и церковной общины разрушены. Здание церкви в Мариуполе разбито русскими снарядами и бомбами.
Будет ли церковь когда-нибудь отстроена? Верит ли капеллан в возвращение в родной город?
«Моя последняя проповедь в нашей церкви была самой короткой, — говорит капеллан. — Вместо традиционных 40 минут — полторы. Я сказал: вы помните историю о самаритянине, который увидел на дороге избитого мужчину на дороге? Что он сделал в первую очередь? Да, правильно — перевязал раны, то есть, оказал первую неотложную помощь. Моя сегодняшняя проповедь окончена». На мое место встал врач и провел прихожанам урок тактической медицины – как правильно подойти к раненому, как перевязать, как оказать медицинскую помощь. Знаю наверняка, что многим эта необычная проповедь спасла жизнь… Также наверняка знаю, что российская империя рухнет. И мы вернемся в Мариуполь в наши дома…»
Так и будет. Зло будет уничтожено. Украина победит, и украинцы отстроят свои города: школы, детские сады, церкви, театры, дома. И туда вернутся женщины и дети. И только тогда, наверное, Геннадию Мохненко перестанет сниться ужасный сон.
